Сиди Ларби Шеркауи нравится расширять границы. Как в прямом, так и в буквальном смысле. Для этого хореографа нет ничего невозможного: привозит шаолиньских монахов из Китая для своего балета «Сутра» в разгар коронавирусной пандемии, создает хореографию для музыкального видеоклипа Бейонсе и Jay-Z «Apes**t», снятый в парижском Лувре, сотрудничает с Мариной Абрамович и исландской группой Sigur Ros, параллельно выполняя работу креативного директора Ballet du Grand Théâtre de Genève.
При всем при этом, его гениальная голова не поглощена жаждой завоевать мир, а воссесть на воображаемый пьедестал славы – не есть его цель. Хореограф одержим поисками ответов на вопросы, не дающие ему покоя, но дарующие вдохновение творить.
— Я хочу поднимать такие вопросы, о которых люди предпочитают не говорить – говорит мне Сиди. Я ищу ответы везде, в каждой культуре. Я работал в Пекине, Токио, Осаке, Нью-Йорке, Лос-Анджелесе, Лондоне, Марракеше, не считая Антверпен и Женеву. С открытым сердцем и своими глазами я видел сложность и невозможность вещей. Я считаю, моя хореография — это моя попытка найти другие способы взглянуть на мир, на друг друга.
Мистер Шеркауи – бельгиец фламандско-марокканского происхождения. Отец родом из Марокко, а мать – католичка из Бельгии. Изначально хореограф воспитывался как мусульманин. Но у Вселенной был другой план.
— Мои родители согласились в своей любви. Но когда дело доходило до моего воспитания, с трудом находили компромисс. Я рос, впитывая различные взгляды на мир, обожал японское аниме, через которое познакомился с синтоизмом. Все эти разные способы восприятия мира через разных богов объединились в моем опыте жизни.
В новом проекте с японским названием «Ukiyo-E» хореограф задается вопросами «а что произойдет, если лишится абсолютно всего? Что необходимо человеку для того, чтобы выжить?» И ответ хореографа оказался простым: солидарность.
— Этот балет о вере, поддержке, и не только о поддержке в случае падения. Но также о той, которая возвышает. О том, как мы можем ее проявлять? Как мы себя ведем в коллективе? В жизни как бывает — можно находиться рядом друг с другом физически и при этом не иметь ничего общего или имеем контакт с определенным человеком, который внезапно исчезает из твоей жизни. Да и вообще, мы живем в довольно неустойчивом, изменчивом мире, который мне напомнил «Ukiyo-e». (Ukiyo-e – японская ксилография периода Эдо, так называемые картины «бренного» изменчивого мира – Esquire).
Итальянская пресса пишет, что балет «вдохновлен японской живописью укиё-э и является данью уважения японской культуре». Я говорю, что на homage балет «Ukiyo-E» совершенно не похож.
— Проблема в том, что люди привыкли мыслить шаблонно. Особенно, если это касается культуры. Культура, на мой взгляд, претендует на большее, чем она из себя представляет. А кто ее создает? Люди. Есть такие представители, которые несут в себе сотни лет знаний, а есть и другие, которые родились на определенной территории и понятия не имеют, как связать свою ДНК с этим географическим пространством. Не существует единой японской культуры. Так же, как и не существует единой бельгийской культуры. Есть города, острова, регионы, и у каждого — свой вкус, свои идеи. Например, фламандская культура — это конструкция из множества субкультур. И не только фламандская. Все культуры имеют подобную структуру и слава Богу. Это значит, что она здорова. Разнообразие делает культуру здоровой. Так что нет, мой балет – совершенно не открытка из Японии.
— Скорее, диалог между тобой и японской культурой?
— Именно. Весь этот спектакль вдохновлен моими личными отношениями с Японией. Для меня эта страна всегда ассоциировалась с разрушением и последующим восстановлением, с ее непрерывным перерождением. Даже ее географическое положение накладывает отпечаток на то, как природа оказывает огромное влияние: все эти землетрясения, цунами. Есть что-то особенное в осознании того, что мы ничтожны на этой планете, что есть нечто большее, могущественнее нас.
Сиди и я ведем нашу беседу, сидя перед сценой, на которой возвышается деревянная лестница – единственный объект сценографии балета. Весь спектакль выстроен вокруг танцовщиков, то взбирающихся на лестницу, то падающих с нее – в прямом смысле слова. Каждый раз, когда кто-то падал, зритель вздыхал от ужаса.
— Лестница, ведущая в никуда — своеобразное воплощение идеи иерархии в жизни.
— Социальное восхождение?
— Ага. Вроде бы мы поднимаемся вверх, но, оказавшись на самой вершине, — попадаем в тупик. Ведь идти больше некуда. Есть только прыжок вниз. Когда ты на вершине, то видишь вещи под другим углом, по сравнению с теми, кто все еще находится внизу.
Чем больше Сиди мне рассказывает о своем творчестве, тем больше я начинаю его понимать. Каждое движение для него имеет смысл. Во всяком действии скрыта красота, служащая его идее. Ни одно движение, ни один поворот головы, ни одно режиссерское решение не создано впустую. Каждая деталь имеет значение.
— Моя философия в хореографии — нести смысл в движении. Для чего мы двигаемся как не для передачи смысла? Когда мы совершаем движения – что они означают? И как мы можем понять, почему мы говорим то, что мы говорим, и делаем то, что мы делаем?
Сиди говорит, что в балете есть сцена, где части тела танцовщиков — голова, руки, ноги двигаются в разных направлениях: таким образом он пытался показать, как жизнь тянет в разные стороны, постоянно чего-то требуя. А люди попросту не знают, в каком направлении двигаться. Или, например, в середине спектакля двое танцовщиков неожиданно сливаются в поцелуе. Подобное режиссерское решение хореограф комментирует тем, что эта сцена дает надежду на то, что подобное светлое и красивое чувство может случиться и с каждым из нас.
— Знаешь, почему я создаю хореографию? – спрашивает меня Сиди. – Потому, что этот мир не имеет для меня смысла. Через хореографию я пытаюсь организовать хаотичную, противоречивую энергию, которая окружает нас.
Противоречие, амбивалентность и хаос, казалось бы, преследуют хореографа с самого рождения. Слишком белый, чтобы быть марокканцем, слишком арабское имя, чтобы быть бельгийцем.
— Я чувствовал, что никуда и ни к чему не принадлежу. Даже дошло до того, что люди мне говорили, что я вообще не должен существовать. Но в какой-то момент я себе сказал: подождите-ка, вообще-то я принадлежу всему и везде. С тех пор я встретил огромное количество талантливых артистов, с которыми посчастливилось обменяться творческой энергией.
Результатами энергообмена и творческого диалога стали более ста балетных постановок разных жанров и направлений: начиная от интерпретаций классических шедевров, заканчивая оригинальными сюжетами, такими как балет «Сутра» — о созидании и разрушении; «Zero Degrees» — о размытой границе между амбивалентными понятиями, такими как «жизнь и смерть», «порядок и хаос»; «Genesis» — о performance-культуре и необходимости соответствовать ожиданиям общества.
— Когда люди спрашивают меня, кем я больше себя ощущаю – марокканцем или бельгийцем, я отвечаю: это худший вопрос, который можно задать такому человеку, как я. Потому что я и то, и другое. Так же как я не являюсь ни тем, и ни другим.
Автор: Лира Бекболатова
